«Седов» в торосах рынка

2009-03-04 20:25:46

– Конечно, легкий молодой ледок – так называемое «сало» – любой буксир может расколоть. Но вот сплошной зимний лед, который может стоять у нас до апреля и мая – это большая опасность для обычных речных кораблей. Мало того, что они никуда в нем не уплывут, так, вдобавок, лед вполне может их раздавить. Так, например, случилось зимой восемьдесят седьмого года, когда льды погубили немало наших судов.

Владимир Коваль работает капитаном киевского ледокола «Георгий Седов», и ходит по Днепру уже почти четверть века – двадцать четвертый год. Более «ледокольного» названия для корабля, наверное, нельзя и придумать. Мало того, что «Седов» носит имя выдающегося полярного первопроходца, замерзшего среди льдов в начале прошлого века – но это имя также вошло в историю благодаря легендарному советскому ледоколу, который 812 дней дрейфовал в Северном ледовитом океане. В честь этих «Седовых» – человека и парохода – и было названо наше судно, выстроенное на верфях в татарском Чистополе в 1976 году – через пять лет после того, как в Киеве начал работать первый в его истории ледокол.

Навигация на Днепре проходила в те времена круглый год, и «Седов» постоянно водил за собой караваны речных судов.

– Это адова была работа, – рассказывает Владимир Коваль, провожая нас на борт своего корабля. Экипаж судна – четырнадцать человек, трудились мы вахтовым методом, в две смены, по семь речников в каждой, на вахту вставать каждые четыре часа, а жить приходится вот в этих тесных кубриках. Хорошо еще, что у нашего «Седова» прекрасные ледокольные качества – не зря же имя у него такое. Двигатели у нас мощные, немецкие, сталь на носу очень толстая, и он может продавить любой лед на Днепре – а его толщина может достигать у нас верных полметра. Еще встречаются торосы – обледенелые сугробы на поверхности льда. Но «Седов» выходил победителем из любых ситуаций – даже когда нас зажимало между ледовыми полями, как это случалось в Киевском море.

Я вспоминаю случай, когда мы оказались на борту ледокольного судна «Москвич-2». Вместе с буксиром мы три часа с трудом пробивались через льды по маршруту из Никополя в Энергодар – куда, казалось бы, рукой подать. А торосы – длинные дюны замерзшего снега – тянулись до самого горизонта, к гигантским испарителям и энергоблокам АЭС, как инфернальная пустыня в ледяном аду. Ледокол на Днепре может показаться обывателям анекдотом. Но он нужен здесь почти так же, как где-нибудь в Мурманске, где мы видели на рейде гигантские арктические атомоходы.

Чтобы узнать, как давят лед на «Седове», мы поднимаемся в рулевую рубку – на капитанский мостик.

– Видите эту кнопку – она уже стерлась за годы от постоянных нажимов. Тиснешь на нее, и судно вибрирует, раскачиваясь с боку на бок. Но, случается, пройти лед очень тяжело. Так, например, было во время ликвидации аварии на ЧАЭС, когда нам пришлось срочно провести за собой радиоактивные ликвидаторские суда – из базы Зеленый мыс на западном берегу водохранилища, в порт строящегося тогда города Славутич. Потом случилось известное ЧП у атомной станции – реку Припять закупорили льды, прибывающая вода стала подниматься и смешиваться с водами из радиоактивных прудов-отстойников. Военная авиация бомбила реку – мы потом плыли между этих воронок – но это не помогло. Тогда на Припять срочно бросили все киевские ледоколы – но никто из них не дошел до АЭС, кроме «Седова». Остальные застряли во льдах, пришлось их потом выручать. Мы тоже последние мили несколько часов проходили. Машинное отделение у нас находится ниже ватерлинии, и когда матросы чистили двигатели от радиоактивного ила, многие облучились. Но в итоге реку «раскрыли», и вода сразу стала спадать. А из экипажа того рейса, к сожалению, сейчас остались в живых немногие.

Киевские ледоколы переживают свои худшие времена. Зимней навигации практически нет, меньше работы и летом, когда ледокольные корабли используют в качестве мощных буксиров. Владеющий киевским портом банк предпочитает списывать суда и резать их на металлолом. Недавно такая судьба постигла теплоходы «Иван Туркенич» и «Нина Соснина», на котором начинал работать Владимир Коваль – представитель одной из самых известных династий киевских речников. Его отец, Алексей Романович Коваль, начал работать в порту с пятнадцати лет, в сорок четвертом году, и прошел путь от кочегара до капитана-наставника – то есть, капитана, ответственного за целый отряд судов. Брат Владимира Коваля, Александр, тоже служит сейчас капитаном на киевском теплоходе.

Старые моряки прямо говорят, что нынешний сезон может стать последним для ледокола «Седов» – его могут поднять на берег и пустить «под нож» – а команду отправят на пенсию и уволят.

– Обидно, ведь ледоколы все равно нужны Киеву, а судно – это не автомобиль, а капризная махина, со своими особенностями, к которым мы приноравливаемся не один год. Если придут на него новые люди, им будет очень не просто. Да и некому приходить – желающих идти работать на зарплату 700 гривен – столько получают у нас матросы – или на капитанский оклад в 1400 сейчас почти не находится. Остались только энтузиасты. Те, для кого это судно как родное, – заключает Владимир Коваль. И достает для нас старое фото из семейного альбома, датированное семьдесят восьмым годом. Кто-то из речников со льда снял стоящий в торосах «Седов», подписав снимок на память для отца капитана. И трудно поверить, что этот снимок сделан у нас, на Днепре, а не где-то во льдах полярного океана.

Увы, но торосы рынка сковали судно прочнее.